всё через жопу идёт ровно с момента, сколько он себя помнит. сначала –лунатизм. к нему егорка привыкал со страхом и потаённым раздражением, ведь родственники пугались не на шутку. потом – драки в школе, чтобы пар выпустить, чтобы отстоять свою точку зрения, которая у лесникова на каждый вопрос была всегда неизменна и своя. голоса в голове, голоса вокруг, видения, духи, травы, снова драки, алкоголь, запрещёнка, прогулы учёбы – неплохой послужной список к восемнадцати годам, а? егор тоже так считал. егор скалился-ухмылялся ментовским рожам, повязать его решившим, нёс какие-то полупьяные бредни, одному так вообще втирал, что бабуля с того света привет ему передаёт, за что едва ли не получает по… а, хотя нет, по рёбрам крепкой дубинкой для профилактики он всё же получает. с отцовским ремнём всё равно не сравниться, у гриши методы воспитания были жёстче; это не пугало, не вселяло того детского (животного) ужаса, на который был суровый расчёт именитого хирурга, но было просто… мало приятного. больнее. только и всего.

– ты давай-давай, располагайся, – дежурный теперь скалится сам, лицом почти касаясь прутьев решётки, – до завтра к мамке под юбку не выйдешь, лесников. пора бы уже башкой думать начинать.

– странно, – пьяно хихикает егор, – чё ж ты тогда в органах-то забыл, дядь?

изводит умело, на нервах играет. даже когда акимов приходит лекции читать, когда пристыдить пытается и соловьём разливается о том, как же его задрало поведение самого младшенького из нерадивой семейки – даже тогда парень отмачивал свои шутки на потеху местной публике: алкашей да проституток, которые, кажется, и рады сидеть в общей камере – всяко лучше, чем шататься по улицам можаровска в промозглый ноябрьский вечер.

– посидишь до утра, – строго припечатывает лев константинович. – а коли кто из твоих сунется – компанию составит, уверяю, потому что вы у меня уже в печёнках все сидите, и ты в частности.

– да понял я, понял, – егор глаза закатывает. звенят на запястьях браслеты да феньки, бьют друг об друга кольца на пальцах, когда он лицо ладонями растирает. – покурить-то хоть дадите?

– ты уже своё накурил.

– справедливо.

болтовня, царившая в отделении, помогает здорово отвлечься от привычного бедлама в голове, приправленного кумаром травки и хмельной дымкой дешёвого пива. лесников голову опускает низко и глаза прикрывает, сосредотачиваясь на щебетании девчонок-бабочек и каких-то спорах дяди толи с друзьями-собутыльниками, впадая, кажется, в очередной транс, но на сей раз по-нормальному, по-человечески что ли. без привычных своих шаманских фокусов.

отстранённо думает, что мать не рада будет, что будет причитать, как курица-наседка, а отец так вообще наградит своим самым уничижающим взглядом. был ещё ярослав. ярик. не смотря на ярую сепарацию от старшего брата, не смотря на то, как отчаянно егор его от себя отталкивал, лишь бы тот находился как минимум на расстоянии вытянутой руки, тот всё лез и лез, как об стену горох. егор его уже и так, и эдак, и по-хорошему, и матом, а ярику настолько капитально поебать, что он ну в упор не замечает. наверное, с какой-то стороны даже хорошо – пусть не замечает, пусть думает, что это поздно начавшийся пубертат, да что угодно пусть думает, лишь бы – не правду. марфа как-то сказала, мол, что зря он так с братом, что, мол, тот старается, не совсем честными путями, но всё же, а егор тогда под ноги сплюнул и заявил резкое: «дура ты, акимова, блин». ему было почти не совестно в этот момент перед подругой.

«лесников, на выход!»

егор голову вскидывает, щурится непонимающе да оглядывается: девчонки (женщины) тут же разочарованно дуются, видимо, в какой-то момент решив про себя, что пора действовать и присесть на уши молодому, симпатичному пацану, а дядь толя усмехается и показывает большой палец. именно тогда, переводя взгляд от дежурного, пацан замечает ярослава и чертыхается про себя – примчался, говнюк, а как же. всегда в первых рядах, когда младший проблемы на хвосте за собой приносит.

егор прячет руки в карманах варёнок, плечом дёргает и поднимается с напускно-небрежным видом, чтобы покинуть своё временное пристанище да выслушать вслед что-то о том, что у него сегодня явно удачный вечер; и пока они со старшим к выходу из ментовки идут, вдобавок ловит тяжёлый взгляд капитана акимова – тот, впрочем, ничего не говорит, только со вздохом головой качает.

– ты прям как рыцарь из книжек, – фырчит егорка, когда забирается к брату в машину на переднее и ладони продрогшие к печке тянет. – притащился сюда весь такой, у лёвки меня отбил, ну чем не круть, а?

Подпись автора

фракир

ярослав, конечно, злиться, как ж иначе. егор не дурак совсем – чувствует витавшее между ним с братом напряжение, которое можно было бы руками потрогать, настолько явственно то ощущалось. егор не дурак совсем и слышит отцовские нотки в голосе чужом, от чего только фыркает, глаза закатывая, да на сидении откидывается и в джинсовку свою кутается.

звяк-звяк-звяк – звякают многочисленные побрякушки. хочется содрать их с рук в детском агрессивном порыве, выкинуть на стылую землю и топтать-топтать-топтать.

лесников делает медленный выдох, прикрыв глаза и массируя виски.

– больше ничего, – бурчит в ответ, даже не глядя на старшего.

а зачем? ярик всё равно не поймёт. ярику судьба уготовила жизнь неприглядную, ну куда более лёгкую – он-то голосов чужих, из-за той стороны, не слышал никогда, не видел в трансе, кто скрывается за тонким барьером между мирами, шкуру свою не спасал, чтобы не заплутать на туманных тропах. его-то наверняка не разрывает от чувств неправильных. пагубных, от которых бежать стремглав приходится, из-за которых обманываешь не только себя самого, но и близких; отстранённо он думает о марфе и её извечно прохладных ладонях и хмуром взгляде. жмурится, об подголовник затылком ударяясь.

чёртов идиот, угораздило же тебя.

– ну, полно, братец, – спустя молчание просит, вздыхая да локтями в колени упираясь, чтобы, согнувшись, голову на сложенные «лодочкой» ладони уложить и покоситься на мужчину. – всякое бывает, подумаешь… лев константинович просто опять бесится, что я с сестрой его вожусь, и что она хвостиком бегает, только и всего. если бы не это, он бы вряд ли вообще меня повязал – оставил бы ловить галлюциногенные трипы, надеясь, что в этот раз они-таки смогут меня прибить к чёртовой матери.

знает, что врёт. знает, что акимов не просто так зуб на них точит, что, возможно, о чём-то да подозревает, но без доказательств не лезет дальше, вот потому-то егорку и ловит постоянно, эти самые доказательства пытаясь собрать. а егорка, словно уж на сковороде, всё вертится и вертится, сухим из воды выходит – как сейчас, когда за ним брат примчался по зову первому. хотя вряд ли кто-то ярика звал. он наверняка от кого-то из своих услышал, у него ведь глаза да уши почти по всему можаровску, и не скажешь ведь, что он какой-то местный воротила, право-слово.

– ты только без лекций давай, ладно? – просит почти устало, зная, что вряд ли это подействует, если старший себе в голову что-то вбил, но ведь кто не рискует, тот не пьёт, верно? – я знаю, что виноват. проштрафился. и мне очень-очень стыдно. – егор, впрочем, не звучал ни капли раскаивающимся в том, что набедокурил в очередной раз.

Подпись автора

фракир

это раньше они близки были, что не разлей вода. это раньше егор мог брату всё выложить, как на духу, и знать, что поддержку получит по совести да по справедливости, что ярик хоть и повздыхает на своём, но в стороне не останется – обнимет, заключит в свои объятия широкие, и всё будет как прежде – хорошо. но то было раньше, то было до того, как в душе у егора поселилось чувство непонятное, мерзкое, название которому он знает прекрасно, а вот выговорить да признаться никогда не сможет, потому что негоже это – вот так, с головой прямо в тёмные воды, сдерживать себя нужно в своих порывах, и это лишь верхушка айсберга.

поэтому сейчас он старшего слушает с той пьяной усталостью, в которую сам себя от безнадёги и загнал, потому что лесников попросту не знает, что и делать-то ещё – ни выхода, ни других вариантов он, к сожалению, не видит.

– волнуешься? – на губах тонких усмешка расцветает, а в глазах зелёных черти пляшут, что крови требуют, что требуют взбрыкнуться, начать скалить зубы собственному отражению во взгляде чужом. – не волнуйся ты так, братик, ну с кем не бывает? подумаешь… – егорка вздыхает, откидывается на сидении, вниз немного сползая, и лицо растирает ладонями вновь. вновь звякают кольца-браслеты, и парень сосредотачивается на этом звуке, цепляется за него, словно утопающий за спасательный круг. – слишком много вопросов задаёшь, ярослав григорьевич, – посмеиваясь, тянет, вновь на мужчину взгляд скосив.

он бы мог сейчас сказать, что, мол, благородно сам сдался. мог бы сказать, что остальные попрятались по углам, словно крысы, оставив его на съедение ментам, но что-то подсказывало, что в эту дерьмовую ложь старший ни капли не поверит. потому егорка выбирает вообще ничего не говорить, не отвечать на вопросы – пускай братец сам себе додумывает, это будет всяко лучше, чем вываливать на него все «а вот знаешь» и прочие.

– отцу только не говори пока, – бормочет, переводя взгляд за окно, где мелькали редкие уцелевшие после актов вандализма фонари. – акимов сам ему нажалуется при удобном случае, вот тогда и будем разбираться.

но была ещё мама. ох, мама будет совсем не рада, мама взгляд на него проницательный бросит и поймёт если не всё и сразу, то хотя бы большую часть – и за это, пожалуй, егор не любил их породу больше всего: почему-то шаманы всегда отличались этой долбанной проницательностью, от которой бежать хотелось, как от огня, почему-то все они могли остальных читать, словно книги открытые, а вот сам младший лесников как-то всё никак тому не научится, и от этого мерзкое, тёмное ощущение собственной никчёмности, собственной «бракованности» внутри разрасталось, будто лозы вьюна в саду бабы марфы лихановой; только если в саду их можно было голыми руками вырвать да в компост отправить, то из себя их вырвать уже сложнее – вцепились мёртвой хваткой, если и вырывать, то только с сердцем больным собственным, и с ним же так же прямо в компост, чтобы более себе ничего не позволять из запретного чувствовать. только вот любил себя егорка слишком для таких манипуляций, потому просто малодушно ждал, что же будет дальше, как дальше он будет выкручиваться из ситуации, что обороты набирала столь стремительно, что и не поспеть вовсе.

– как на работе дела? – тему решает сменить, пока в русло ненужное совершенно сейчас не перетекла.

Подпись автора

фракир