что есть любовь? это активация химического соединения, которое подкрепляется со временем доверием, преданностью, чувством защиты, ощущением "каменной стены" в любое ваше время, даже если это будет самое темное время. но первые мгновения вам так хочется быть рядом с этим человеком, жизненно необходимо ощущать объятия и самые трепетные поцелуи; смотреть в глаза этому человеку и шептать глупости, понятные только вам двоим. вам так хочется разделять с ним и горе, и радости, невероятно хочется поддерживать любой чих этого человека. а потом эйфория спадает как лавина; у кого-то все иначе, но, чаще всего, - именно так. милые ужимки и его смех приобретает окраску не нежной невинности, а блядского многоголосья, что сводит раз за разом. все подступает медленно, будто настоящий сход: сначала тебя раздражают эти мелочи, которые тебе казались умилительными, потом ты видишь проблемы, что могут препятствовать развитию идеальной картинки семьи, которую ты выдрессировала от своих совершенных родителей с браком в сорок лет. но только ты не знаешь, что отец планировал бросить вас, пока мама не сманипулировала тобой; тем, что он больше не увидит своего ребенка и это чадо будет просто тебя ненавидеть, если он сейчас исчезнет с хорошенькой нимфеткой из собственной фирмы. ложь, ложь, ложь, - вот что откладывается в твоем созревшем разуме. и тебя просто захлестывает этой волной до конца. семья не такая идеальная - к чему стремиться; я не такая уникальная - для чего стараться. ты бы так не хотела знать все подробности любовниц отца и с чего мать собственными руками снимала его, но ты просто не можешь забыть. отпечаток. потом еще один. и еще. новый. новый. новый. и ты уже не понимаешь где начинаешься ты сама, а где заканчиваются проблемы твоих собственных родителей, которые просто плюнули в твой адрес; где они забыли, что, в первую очередь, ты их ребенок.
плевать. все плевать. у меня не такая жизнь, которую мне уготовили собственные родители. не та, что пророчили гадалки моей матери, которая даже не верила им. все бабочки в животе от него. и так чисто верила этим нежным созданиям с ангельскими прозрачными крылышками, что просто не могла поверить в другой исход с антоном. бабочки в животе всегда предостерегают. это не эйфория, не предрасположенность к определенному объекту влечения, совсем не любовь, которую мы себе представляли в своей голове. и меня они манили на яркий свет, который точно не смог бы стать моим очагом - только сжигающей единицей, словно съедающей каждую жертву, что приблизиться к ней в опасном столкновении. тогда я не понимала к чему они меня притягивают. тогда антон морозов был лучшим человеком в моей жизни. с антоном я ощущала эту дичайшую любовь, которую просто невозможно описать словами: он чуть ли не на расстоянии чувствовал когда мне грустно, а потом следом отправлял огромную корзинку из рассад вместе со своими друзьями или сестрой, просто потому что другим не доверял. ему было важней приехать ко мне, когда мне было тоскливо без него, чем закончить работу; эта обворожительная улыбка на пороге моей квартиры всегда означала долгие объятия и ласковые, почти ленивые, поцелуи. все в нем отзывалось нежностью и трепетом к моей персоне. и мне так хотелось отдаться этим эмоциям без оглядки. но я просто не могла. не могла не озираться по уголкам своей прошлой жизни, что уже била по всем стеклам, пытаясь привлечь мое внимание. вика, это матвей. посмотри же, - шипел мой разум, который будто впервые за долгое время старался мне помочь. нет, матвей был другой. я знала, что мотя и антон - были полярно разными личностями, которые не смогли сойтись в любом мире. нет, не он. он другой. другой ли?
я знала его. знала того морозова, который входил в двери нашей (но следующий считал, что только его) с костей студии: улыбчивый, немного экспрессивный, как все деятели культуры, и такой открытый для всех, даже для моей мрачной натуры он нашел определенный подход. вкрадчиво, очень трепетно. много ли мужчин захотят ждать тебя ровно столько, сколько ты сама захочешь? единицы. и морозов был тем самым исключением из всех моих правил, что я успела уже установить сама себе. даже если он и думал сдать назад, то никакого вида этому подавал. антон подступал с мудростью настоящего мужчины: давал время на осознание симпатии, порой действовал смело и уперто, но никогда не давил, если бы я ограничила наши отношения; и сбавлял всегда обороты, лишь бы не спугнуть лань с огромными темными глазами со своего назойливого пути. и кто кого должен был спасать на тонкой нити судьбы. хотя нельзя было назвать это торможением перед скользким обрывом - он чуть сбавлял скорость, всматриваясь в полу-четкий отсвет фар, которые частью угасали за обломом скалистой местности. ему было все равно что именно находится за острыми пиками собственной видимости. а я предупреждала его, стоило морозову только пересечь порог моей квартиры: уходи, беги, спасайся. но он будто не слышал ничего такого, проворачивая ключ зажигания собственного автомобиля. мотор ревел над головой; пульсировал в перепонках осадком от производимого рева. антон жал на глаз, но вообще не понимал необратимость всех последствий. - мальчик, юнец, не твое, не твое, не твое, - стопарил мой разум, пока я думала: либо рвать на себя ручку двери, либо пристегиваться. а он будто уже знал чем закончится вечер. больным, очень режущим по нашим свежим ранам; вдоль и по сердцу.
и я почему-то чувствовала некую черту в наших отношениях. а может и ждала, стоило дэнчику написать мне, что морозов подрался с кем-то и особо его не журить. в тот момент у меня упало все, даже не в пятки, - куда ниже. он клялся тем, что это последний раз морозова, когда он приходит побитый ко мне; и это правда для меня был будто последний раз. либо ко мне, либо от меня - не давала никакого выбора ему после того, стоило ему въебать нашему любимому косте и паре его друзей. я не брала в долг, но будто ждала сдержанному слову. антон тогда обещал, а я очень верю обещаниям. но сейчас. сейчас все стиралось в пыль: все его слова, вся напускная искренность, все эти прижимания к груди в попытках меня успокоить. я ощущала себя обманутой, отвергнутой и невероятно одинокой. при живом любимом человеке я чувствовала себя такой пустой, как и бокал, который я осушала раз за разом, пока дожидалась морозова. и просто пыталась осознать каким образом вмесилась в такую же глину, как матвей. из грязи возможно как-то вылезти, но из глины - минимально. а я все погружалась и погружалась в собственные воспоминания, а хуже, - сравнения. антон не был тем, кто ревнует к каждому столбу, а сам ходит по одной фонарной линии, что не заканчивается чуть ли не твоей лучшей подругой. антон не бил, не унижал каждый раз за велосипедки не того размера, которые ты просто заказала по ошибке, а потом худела и худела, порой и с пальцами в рот, лишь бы быть красивой и любимой. а он любил и такую: шероховатую, со своими странными загонами, чудную; невероятно несуразную. в нем было столько положительного, сколько не было во всех моих бывших вместе взятых, но я искала все отрицательное. цеплялась за тонкие ниточки, что он смел упускать из своих кропотливых рук. и вот сегодня был момент того, который нужно окрестить разрывом. уберечь себя? возможно, я просто хотела уберечь его от себя.
бокал наполнялся в очередной раз. бутылка почти уже пуста, почти как я. мне казалось, что я расходовалась точно так же как эта стеклянная тара. с каждой каплей моя рациональность и, собранное с годами, терпение исходили из меня. глоток, - его еще нет. вновь глоток, - я уже ощущаю, как пространство все заполнялось непреодолимой то ли тоской, то ли яростью. он обещал. он не мог меня обмануть. этот не тот антон, которого я люблю. и это было правдой. я любила морозова; так сильно, как не смогла бы никого в своей жизни. я могла бы все простить ему в этой жизни, вплоть до убийства, но то, что он не сдержал слово и подвергнул себя опасности, - нет. даже носить передачки в тюрьму не было так низко, как то, что он стер в ничто свои слова. переживания перешли в маниакальную стадию, которую я совсем не ожидала. по правде говоря, я уже не могла бы разделить где обычная нервозность за любимого человека, а где навязчивая мысль о том, что кто-то отнимет его у меня раз и навсегда. я? ну так я. 
я стояла на кухне и просто ждала этого момента ссоры. готова поспорить, что и антон ожидал моего сурового лица, которое уже взирало на него, стоило щеколде характерно брякнуть в двери. на красивой скуле уже синел ушиб, его губа и бровь была рассечена, было видно, что уже кто-то обработал ранения, а немного запекшаяся кровь над глазом говорила о том, что он точно не сразу рванул домой, ко мне. горечь на языке было невозможно чем-то перебить, даже терпкое сухое вино не могло остановить приток слез, которые уже стояли в моих глазах. но я задирала голову к потолку и разглядывала причудливые узоры, похожие то ли на мрамор, то ли на сумасшедшие идеи дизайнеров обоев. - я первая, так что молчи, - мне казалось, что антон хотел объясниться, рассказать всю ситуацию, которая с ним произошла; дать шанс тому, что зародилось между нами и могло вылиться во что-то существенно-зрелое. но я уже исчезала на кухне, опустошая бокал и смахивая те самые слезы, которые просто не сходили с глаз, потому что тронули мое и я никак не могла на этой подействовать; потому что тронули то, что не смели тронуть. а он и рвался во все склоки и распри, будто ему это нравилось. будто это все было так выше меня, что могло перекрыть двойкой треф даму. в который раз - невероятно обидно. я слышала как он разувается и снимает куртку, но не идет ко мне, а стоит в коридоре. я спинным мозгом ощущала его и была обязана рассказать все то, что так сильно наболело за вечер. но я лишь принимала невозмутимый вид, когда возвращалась к нему, будто только что не плакала на небольшом метраже, заставляя себя взять себя в руки. пальцы грубо обхватывают его подбородок, пока я поворачиваю лицо морозова в разные стороны, чтобы оценить ущерб, который он понес в бесполезной драке. и он молчал. лишь поворачивался так, как мне было необходимо. антону ничего не стоило скрутить меня в три погибели, закутать в одеяло и попросить успокоиться хотя бы на минуту. да, я бы, скорей всего, лежала и бесилась как беспомощный котенок, пока он крипозно дышал мне в ухо и рассматривал все перемены в моем лице. но сейчас я бы не позволила. этого бы ничего не решило. ничего. - антон, что произошло снова? - я четко выделяла голосом последнее слово, потому что это было необычайно важно. - в очередной раз мы не смогли сдержать гнев, да? - я употребляла мы, будто действительно существовала единая ячейка общества, которая общается друг с другом, слышит друга друга и, надеялась, понимает. но все было так далеко от правды. мне казалось, что впервые в жизни я готова довериться человеку без остатка; вылить все дерьмо из прошлой жизни и он не уйдет. как оказалось, тема ухода не была уже так закрыта. дверь была затворена на ключ, но ключ всегда был у меня. этот ебаный ключ. я ненавидела себя, его, этот вечер. но больше все равно себя. мне так жаль.

- стоило это всех обещаний мне?

все решено.